Автореферат диссертации на соискание докторской степени Скворцова Олега Юрьевича. Проблемы третейского разбирательства предпринимательских споров в России

Глава 11-я именуется «Третейское соглашение как основа создания и функционирования третейского суда».
Анализируются аргументы участников дискуссии о правовой природе третейского соглашения. В диссертации формулируется позиция о том, что сложный эффект, порождаемый в результате заключения третейского соглашения, обуславливает необходимость оценки его с двух точек зрения: во-первых, как сделки (договора) и, во-вторых, как юридического факта, влекущего изменение подведомственности рассмотрения гражданско-правового спора. Третейское соглашение рассматривается в качестве акта частного права и, будучи разновидностью договоров, занимает особое место в системе частного права. В диссертации обосновывается, что третейское соглашение не может рассматриваться в качестве гражданско-правового договора, ибо не влечет возникновения, изменения или прекращения гражданских прав и обязанностей. Будучи юридическим фактом в области частного права, третейское соглашение создает предпосылки для возникновения процессуальных отношений, которые разнородны по своему характеру – часть из них имеет частно-правовой характер, а часть – реализуется в сфере публично-правовых отношений. Обосновывается, что отграничение третейских соглашений от гражданско-правовых договоров не исключает субсидиарного применения к их регулированию норм гражданского права. Это обусловлено особым значением гражданского права, которое исторически сформировалось как ядро системы частного права.
Далее излагается доктрина автономности третейской оговорки и проблемы, связанные с ее практической реализацией. Согласно этой доктрине третейское соглашение признается независимым от иных условий договора, то есть от условий материально-правового характера. В диссертации отмечается непоследовательность судебной практики по вопросу квалификации третейского соглашения и его связи с основным договором и высказываются предложения, направленные на стабилизацию практики.

Третья часть диссертации называется «Процессуальные аспекты третейского разбирательства» и включает в себя четыре главы.

В главе 12-й обосновывается доктрина арбитрабельности споров. Под арбитрабельностью понимается правовой механизм, который обеспечивает отнесение дел к ведению третейского суда. В диссертации понятие арбитрабельности соотносится с институтом подведомственности, который рассматривается в теории процессуального права и в законодательстве как механизм отнесения дел к ведению одной системы (судебной власти) и соответствующего распределения дел между различными ветвями судебной власти. Институт подведомственности не отражает тех особенностей, которыми характеризуется механизм отнесения дел к ведению третейских судов, не входящих в систему судебной власти. Разрабатываемая доктрина арбитрабельности позволяет учесть соответствующую специфику.
Далее анализируется арбитрабельность корпоративных споров. Для определения допустимости отнесения к ведению третейского суда этой категории дел, исследуется понятие корпоративные правоотношения, его соотношение с понятием гражданские правоотношения. В диссертации обосновывается, что арбитрабельна лишь та категория корпоративных споров, которые вытекают из имущественных отношений. Вместе с тем не подлежат рассмотрению споры, вытекающие из прав участия в корпорации. Это объясняется тем, что права участия реализуются в рамках взаимоотношений участника корпорации, самой корпорации, а также непосредственно затрагивает права третьих лиц, являющихся участниками корпорации (но не являющихся участниками третейского соглашения). В рамках корпорации происходит своего рода «малая публицизация» отношений, складывающихся между самими участниками, а также между участниками и самой корпорацией, что исключает возможность передачи спора о правах участия на разрешение третейского суда, если третейское соглашение не заключено между всеми участниками и самой корпорацией.
В диссертации исследован вопрос о рассмотрении третейскими судами споров о правах на недвижимость. Организация правопорядка в любом государстве предполагает контроль со стороны публичной власти за совершаемыми сделками с недвижимостью. Этот контроль осуществляется путем установления государственной системы регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с недвижимостью. Являясь юрисдикционным механизмом частного правоприменения, третейские суды не могут выступать в качестве органов, осуществляющих публичный контроль за законностью совершаемых сделок при разрешении споров. Компетенция третейских судов при рассмотрении споров о недвижимости ограничена той линией, за которой начинается публичный интерес. Между тем, действующее законодательство скупо регулирует эти вопросы. Пробелы восполняются судебной практикой, которая противоречива и фактически блокирует законодательно установленную возможность рассмотрения третейскими судами споров о праве собственности на недвижимость. В диссертации доказывается, что истоки данной проблемы лежат, в том числе, и в плоскости выяснения правовой природы исков о признании права собственности. Традиционная терминология (иски о признании права собственности) скрывает разную правовую сущность исков, которые хотя и объединены одним наименованием, но при этом отличаются друг от друга по процессуальной направленности, по тем целям, которые преследуют стороны, предъявляя иск. Иски с таким наименованием носят как обязательственно-правовой характер, так и рассматриваются в качестве самостоятельных вещно-правовых требований. Практика свидетельствует и о том, что иной раз споры о признании права собственности скрываются за исковыми требованиями, которыми оспариваются акты государственной регистрации прав на недвижимость. В диссертации предлагается предоставить третейским судам право рассматривать иски о признании, в которых спорное материальное правоотношение не подвергается преобразованию. В то же время, иски преобразовательного характера не должны рассматриваться третейскими судами, поскольку в случаях преобразования спорного правоотношения возникает эффект публичности.
В диссертации анализируются и некоторые иные категории споров, рассматриваемых третейским судом. Так, Земельный кодекс РФ допускает возможность передачи земельного спора на рассмотрение третейского суда. Вместе с тем, законодательство не раскрывает содержание понятия «земельный спор». В доктрине эта категория характеризуется слишком широко. Среди земельно-правовых споров могут быть споры, вытекающие из различных по своему характеру правоотношений. Сюда включаются как собственно гражданско-правовые споры (например, споры между соседями относительно возможности доступа к земельному участку), так и те споры, которые имеют административно-правовую природу (например, спор о законности изъятия в административном порядке земельного участка). Споры, имеющие административно-правовой характер, не могут быть переданы на разрешение третейского суда, поскольку рассмотрение указанной категории споров является исключительной компетенцией государственных судов. При толковании категории «земельный спор», как основания отнесения дел к ведению третейского суда, следует исходить из того, что земельные споры могут рассматриваться третейским судом только в том случае, если они по своему характеру являются гражданско-правовыми.

В 13-й главе исследуются основные процессуальные проблемы в третейском судопроизводстве.
К источникам регулирования деятельности третейских судов относятся правовые источники локального характера, то есть принятые самой организацией в целях регулирования деятельности созданного ей постоянно действующего третейского суда (например, правила, регламенты) и правовые источники более высокого уровня – например, законы, регулирующие процедуру третейского разбирательства. Важное значение имеют и правила третейского разбирательства, которые установлены самими сторонами для разрешения конкретного спора.
Процедура разрешения спора и принятия решения третейским судом менее жесткая, нежели соответствующая процедура в государственном суде. Совокупность важнейших отличий третейского процесса от гражданского (арбитражного) процесса заключается в возможности сторон третейского разбирательства самостоятельно устанавливать правила проведения разбирательства. Третейский суд при разрешении спора не связан формальными правилами, характерными для государственного судопроизводства. Третейское разбирательство производится, прежде всего, по правилам, установленными обеими сторонами. Однако правила третейского разбирательства, установленные самими сторонами, не могут противоречить тем положениям ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», которые имеют императивный характер.
В диссертационном исследовании анализируются важнейшие процессуальные проблемы, возникающие при регулировании третейского разбирательства и в практике деятельности третейских судов: место третейского разбирательства, язык третейского разбирательства, вопросы подачи искового заявления и отзыва на исковое заявления, встречного иска и зачета встречных однородных требований, полномочия третейского суда распорядиться о принятии обеспечительных мер, представление доказательств в третейском процессе, проблема преюдиции решений третейских судов (в том числе и в делах о несостоятельности) и др.

Глава 14-я посвящена исследованию правовой сущности решения третейского суда, проблем его оспаривания, а также вопросов, связанных с прекращением третейского разбирательства.
Рассматривая вопрос об обязательности решения третейского суда, диссертант приходит к выводу, что принцип добровольного исполнения в законе определяется как обязанность сторон. Однако обязанность не может основываться исключительно на добровольном усмотрении стороны. Исполнение решения третейского суда подкрепляется санкцией – возможностью принудительно исполнить его. Таким образом, законодательное декларирование принципа добровольного исполнения в качестве обязанности сторон неточно. Правильнее в данном случае говорить не о моральной обязанности добровольно исполнять решение третейского суда, а о юридической обязанности.
В исследовании проанализировано соотношение между решениями, принимаемыми государственными и третейскими судами. Сходство между этими актами заключается в том, что путем принятия решения осуществляется защита нарушенного права либо устраняется неопределенность в спорных материальных правоотношениях. В то же время ряд признаков отличают третейское решение от акта, принимаемого государственным судом. Во-первых, в отличие от решения государственного суда, решение третейского суда не является общеобязательным актом. Во-вторых, принудительное исполнение решения третейского суда не может быть осуществлено без процедуры его признания со стороны компетентного государственного суда. В третьих, решение третейского суда не обладает преюдициальным эффектом. В четвертых, решение третейского суда не может быть пересмотрено в апелляционном, кассационном или надзорном порядке.
В диссертации обосновывается предложение предоставить третейским судам право принимать промежуточные решения. Принятие подобного рода решений возможно по частным вопросам спора, например, при оспаривании сделки (при последующем предъявлении иска о реституции) или при разрешении требования о факте существенного нарушения договора (при последующем предъявлении иска о взыскании убытков и применении санкций). Такие правомочия третейских судов лежали бы в контексте направленности на примирение сторон, что отвечает целевому предназначению третейского разбирательства.
Российский законодатель, формируя модель третейского судопроизводства, исходил из концепции «двойного контроля», подразумевающей возможность двойной проверки одного акта третейского суда по одним и тем же основаниям, в рамках двух различных процедур. Действующее законодательство допускает возможность проверки решения третейского суда в рамках процедур оспаривания и принудительного исполнения этого решения. Причем соответствующие процедуры могут проводиться различными компетентными государственными судами, что может привести к появлению противоречащих друг другу и конкурирующих между собой судебных актов. Концепция «двойного контроля»: во-первых, свидетельствует об избыточности правового регулирования в этой области, о нарушении принципа процессуальной экономии; во-вторых, о гипотетической возможности конкуренции судебных актов; в третьих, о нарушении принципа «res judicata», который основывается на признании того, что решенное дело не может рассматриваться вновь по тем же основаниям. Опыт зарубежных государств позволяет судить о возможности исключения проблемы «двойного контроля» (или в другой терминологии «двойного подтверждения»).
Современное российское законодательство возродило сформулированный в дореволюционном правоведении подход к группированию оснований оспаривания решений третейского суда. Основания оспаривания и отмены решений третейского суда сведены в две группы: 1) основания относительной недействительности (компетентный государственный суд обязан проверить оспариваемый акт, принятый третейским судом, только по тем основаниям, которые указаны в заявлении заинтересованного лица); 2) основания абсолютной недействительности (компетентный государственный суд обязан проверить обжалуемый судебный акт ex officio, по собственной инициативе, независимо от соответствующей просьбы обратившейся с заявлением стороны).
Особое внимание в диссертации уделяется такому основанию отмены решения третейского суда как нарушение «основополагающих принципов российского права». В диссертации проанализирована полемика, ведущаяся вокруг этого термина. В частности, проанализировано соотношение этого понятия с понятием «конституционные принципы», сформулированным в практике Конституционного Суда Российской Федерации, с понятием «публичный порядок», сформулированным в доктрине международного права. Диссертантом делается вывод о том, что сегодняшний подход к определению содержания данной категории необходим с позиций представлений о принципах права, которые сформировались в общей теории права. В качестве «основополагающих принципов российского права» следует понимать основные начала российского права, которые обладают универсальностью, высшей императивностью и особой общезначимостью. Абстрактный характер нормативности, заложенной в понятие «основополагающие принципы российского права» неизбежен, поскольку таковые отражают высокую степень обобщенности регулируемых общественных отношений и аккумулируют представления о самых значимых правах и свободах. В диссертации подчеркивается, что не всякое нарушение норм материального или процессуального права можно рассматривать в качестве попрания основополагающих принципов права. Само по себе нарушение правовых норм еще нельзя рассматривать в качестве очевидного свидетельства нарушения правовых принципов.

Предыдущая страница (4/7) - Следующая страница (6/7)

Скворцов Олег Юрьевич

(9204 Прочтено. Последнее обновление 2006-11-19)