"К Топору зову Русь..."
Н.Г.Чернышевский
Эх, залетные, поскакали по оврагам-буеракам... Критик Виктор Леонидович Топоров
заморочен-заворожен Большим стилем (гранд-стилем) советской литературы. Вика отнюдь
не одинок: в его славной компании такие разные люди, как писатель Владимир Сорокин,
культуролог Борис Гройс, литературовед и философ Игорь Смирнов. Советскую «разрешенную»
литературу я на дух не выношу, однако, помню, какое впечатление на меня в детстве
производили московские сталинские «высотники»-«высотки» (и жутко, и сладко, и
сопля из левой ноздри вытекает, и живот от щенячьего восторга пучит).
Все прошло, все пройдет. Лет пятнадцать тому назад член Союза писателей был по
петровской Табели о рангах, не слишком модифицированной большевиками, чиновником
четвертого класса, Действительным статским советником, в армии – генерал-майором,
на флоте – контр-адмиралом. Братва, никто не поверит, но и квартиры давали. Были
времена былинные, да сгнили. Через всю книгу Топорова шелковой нитью проходит
некая метафизическая тоска (сумление и томление души) по тем баснословным временам.
Не уверен, что автор это полностью осознает.
Сказанное относится к двум статьям «Слава (так !) и дело. К 70-летию со дня рождения
Валентина Пикуля» (июль 1998 г.) и «Юрий Трифонов: другая жизнь» (сентябрь 2000
г.). На Виктора иногда нападает «некая куриная слепота» и взгляд вострый гасит.
Помню, как лет тридцать тому назад он с пеной у рта советовал мне прочитать (сходить
в театр и посмотреть на киноэкране) какую-то пьесу какого-то Гельмана про то,
как работяги на партийном (!!!) собрании отказались от премии. Вся пьеса «Протокол
одного заседания» и состояла из презентации данного партийного собрания. Я не
шучу. Этого Гельмана недавно по телевизору показывали: демократии нас учит. Сынок
у него шустрый, Маратом кличут (хорошее ласковое имя). Верной дорогой идете, товарищи.
Статья об историческом романисте заканчивается так: «...Валентин Пикуль предстает
в сегодняшнем свете здравомыслящим, серьезным и занимательным историческим писателем,
– предстает кривым, которого в царстве слепых по всем канонам следует провозгласить
королем (С. 319). Витя, не будет Пикуль, Царствие ему Небесное, королем потому,
что он варвар, лгун, ксенофоб (историософия Пикуля чудовищна) и малограмотный
чудак. Не мы ли с Тобой в годы оные поражались тому, что ему в лом было нанять
аспирантика из Пушкинского Дома, который бы за три ночи снял все невероятные фактические
ошибки в любом его романе (кроме «Баязета» – ПЕРВЫЙ исторический роман Пикуля:
все сделано-выделано на совесть). Вика, ну, какая у Пикуля «антисоветскость» (С.
313). Издатель, кинувший Тебя на «бабки» (Ты упоминаешь его фамилию в книге, а
я умолчу), в годочки ОНЫЕ служил в Агентстве печати «Новости» (была такая гебистская
организация для одурачивания западных лохов; помнишь, какие мистер X газетки издавал
в Дании, Новой Зеландии, Канаде и т.д.), многократно приезжал в Питер забирать
в Лениздате тома сочинений Пикуля на финской бумаге, с золотым обрезом и в кожаном
переплете, для членов Политбюро. Думаю, что члены Полютбюро читать или не умели,
или не могли, так их жены и аппаратчики читали. А верхнее чутье у них на «антисоветчину»
было лучше, чем у пойнтеров. Вика, ни один человек моложе тридцати пяти лет книгу
Пикуля никогда в руки не возьмет, ибо НЕИНТЕРЕСНО и ЛЖИВО. Касторка не водка «Флагман»,
много не выпьешь.
В статье о Трифонове Виктор Леонидович несколько монотонно и занудно курочит крапивное
интеллигентское семя. Приведу пару «забойных» цитат: «...трифоновские герои –
и им подобные – стали прорабами перестройки – и безнадежно профукали ее. Вот затеяли
обновление литературы – и похоронили ее на переделкинской свалке. Вот разоблачили
все, что можно, и все, что нельзя, оставив себе самим лишь самое заветное. И вот,
кроме отвращения, способны нынче вызвать только недоумение: интересно все же,
почему вы такие поганые?» (С.326). Господ слабонервных покорнейше прошу в ладоши
не хлопать. «Через большое горнило сомнений его анафема прошла» (заменим у Федора
Михайловича слово «осанна»). Виктор Леонидович – не мелкий фраер, а крупный, один
из культурнейших (во всех смыслах этого богатого обертонами слова) литераторов
нашего поколения. И перед этим: «Догадался Трифонов... это не хорошие люди – не
исключительно хорошие, но и не исключительно плохие, а более или менее нормальные»
(С. 325). Вика, все люди на всем свете ОДИНАКОВЫЕ...
Поправочка. Юрий Трифонов ни о чем не догадался. Догадался В.Л.Топоров и еще один...
(умолчу). Критик изволит писать: «А Трифонов возвращается. Для него начинается
другая жизнь» (С. 327). Вика, взор Твой подагра что-ли туманит, но она на глазки
не влияет. Какой Трифонов, окстись. Статья опубликована три года назад. Кому сейчас
нужны тексты литературного барина с кривой ухмылкой и робкой фигой в кармане.
Бронебойный бронепоезд советской литературы продан на металлолом за копейки, а
подводная лодка, команду которой составляли московские кофеманы-корефаны, иллюзионисты-аллюзионисты,
болевшие хроническим триппером нанайской борьбы с брежневской цензурой, уж добрых
лет двенадцать тому назад потонула в фекалиях. Ну, какой вменяемый человек (кроме
профессионального писателя, чья дееспособность под большим вопросом) купит том
Трифонова? Да и литератор лучше купит водки. «Поднимите фижмы»... у Вия. Эти детские
жмурки с недетской железной машиной никому ни на тугрик монгольский и «лингам
золотой» Федора Сологуба не нужны. Кстати, о Сологубе. Все его стихи-романы (гениальные)
многократно изданы-переизданы. А на них никто, включая Виктора Леонидовича, ни
малейшего внимания не обратил. А Сологуб – не Трифонов.
Топоров – первый запевала в хоре плакальщиков-восхвалителей БЫЛОЙ литературы.
Подкатываем к третьему акту постнеклассической трагедии. Я уже не раз писал
о том, что мне, «духовному растлителю молодежи», «певцу» Пелевина-Сорокина-Татьяны
Толстой-Суворова-Житинского-О`Санчеса-Хлумова-Крусанова-Акунина-Юзефовича-Ивантера
и иных «строкогонов», нравится современная русская литература. Цветет и пахнет
ЕЙНАЯ узорчатая сложность. Вино молодое бродит и мочой отдает. Дозреет в мехах
козлиных и бочках дубовых: «букет», цвет, запах и крепость с ног валить будут.
Третий акт. Еще раз приведу маленький «кусочек» из статьи о Трифонове: «Вот
затеяли обновление литературы – и похоронили ее на переделкинской свалке». Странно
как-то: похоронили, а критик издал толстый том фельетонов о современной литературе.
Ничего: выбралась Русская Литература из-под мусора, пьяная Старушка убогая,
как законная жена Ставрогина, изнасилованная натурально Чубайсом, Паненка-Полонянка,
с юбкой разодранной жирными пальцами (чьими – понятно).., водочки выпила, травки
критической покурила, правда, не в критические дни, ибо в 1991 г. миновали оные,
скромные зеленые рубли в лифчик сладострастно «сховала» и заплясала на костистых,
с густопсовой шерстью лапах контрданс. Выражаясь простецким языком, этот танец
– сакральная мистерия для неофитов, охватывающая эйдетическую сущность и исторически
разнородные состояния «русскоязычного стрекулиста-щелкопера» и в ЭТОМ СМЫСЛЕ
ориентированная на эпос Гомера, а одновременно и на «Краткий курс истории партии
“Единая Россия”».
Тут-то мы, «с последней прямотой» «шершавым языком плаката», как на допросе
в ВЧК, спросим Виктора Леонидовича: «Чем вы занимались до 1991 года, а? И еще:
«Кого Вы вербуете в кавалеры и подружки Великой Русской Литературы», белой медведицы
нашей духовности, воспаленной и саднящей, как Гондурас? С кем Вы, Виктор Топоров?
Пора разоружиться перед партией Зигмунда Фрейда-Зюганова-Жириновского. Только
не надо ля-ля про пустынника Серапиона и собачью будку из кошачьей кости.
О кавалере-покровителе ожившей покойницы. Витя «комиссарит» в жюри весьма престижной
премии «Национальный бестселлер». Ну, есть там разномастные литераторы и прочие
демократические дурачки для блезиру, но премию присуждает понятно кто, руководствуясь
революционным правосознанием. Вика любит потешиться над литературными плутами
(и московскими, и питерскими), которые дарят премии друг дружке по беспардонному
блату (см., к примеру, фельетон «Как в Питере пилят “Пальмиру”. Физиология литературной
премии» (С. 400-406)). Борзо написано, яростно, хлестко, зло... тррррррр по
клавиатуре, и полный абзац...
В прошлом году лауреатом «Национального бестселлера» стал Александр Проханов
(роман «Господин Гексоген»), главный редактор достославной газеты «Завтра».
Отвязанная газета, с пубертатной эстетикой, основанной на пионерских страшилках.
То, что патриоты-государственники, твердые зюгановцы и мягкие макашовцы, берут
лавэ НЕПРИКРОВЕННО у Бориса Абрамовича, – не мое кошачье дело. А вот так звезды
сошлись, что Витюша много печатался в прохановской газете и в литературном приложении
к оной... Алхимия... Красный лев гужуется-публикуется у ЖЕЛТОГО жука-скарабея
запасливого. Теория вероятностей, блин, и постмодернистская этика-эстетика (это
о награждении богоданного вождя – идеолога «левых»)...
Мягко попеняю Виктору Леонидовичу, приведу два финальных абзаца из своей рецензии
на роман Проханова: «Неловко мне, не с руки как-то, но вынужден сказать, что
книга прокопчена зловонным антисемитским дымом. А вот это уже никуда не годится,
ибо Россия претендует на почетное место в семье цивилизованных стран...
Удивляюсь я своим коллегам ? членам жюри литературной премии “Национальный бестселлер”,
многих из которых знаю. Ну-с, получит Проханов семь тысяч долларов, ну, будет
книга издана премиальным тиражом 50 000 экземпляров. Дело хорошее, правда, не
Божие. С милой улыбкой и потаенным кукишем присудили премию идейному людоеду:
мол, китч, карнавал, постмодернистский центон и прочая белиберда. Невинные литературные
игры и, несомненно, виновная совесть. Да и на самом деле роман Проханова нельзя
назвать плохим, он метафизически содрогателен и ужасен, как медитация об аде.
Воля ваша, пацаны и дамы. Только помните вещие слова Петра I: “В России и небывалое
бывает”. Так вот, если “ИХНЯЯ ВОЗЬМЕТ”, не причитайте и не верещите, когда вас
за волосы повлекут на Лобное место. “Отсекать головы” ? так и только так ? навязчивая
идея-мечта «коммунопатриотов». И еще добавлю: в книге есть искренние слезы о
России и неподдельное бесовско-люциферианское величие…» (Василий Пригодич. Роман-скандал,
или Роман-пасквиль // London Courier, 2003, № 184, 7-20 March. P. 22).
А в чем коренится «третий акт» постнеклассической трагедии художника? А в том,
чтобы в женихи-покровители-осеменители Отечественной словесности принудительно
навязать таково «пушистого», сладкоголосного бюль-бюль Генштаба, нужно ЕЕ ненавидеть.
Не просто не любить, а ненавидеть яростно, наотмашь, и финкой в бок.... Трагедийно,
мистично и романтично (так теперь говорят на голубом глазу), когда художник
ненавидит Мать-Литературу, коей он вскормлен, оперен, вразумлен и в мир печальный
на заработки спроважен. Полтора года назад Проханов был забытым прозаиком-маргиналом,
теперь он, лауреат, сэр-пэр и коллежский советник, не сходит с телеэкрана, бабачит
и тычет, стрекочет и угрожает. И лжет, лжет, лжет. Будь его воля, он бы Виктора
Леонидовича пристрелил на месте: ИМ ни в коем случае не нужны ДОБРОСКЛОННЫЕ
союзники.
Подруливаем к четвертому акту (у меня, как у Иосифа Виссарионовича: пункт первый,
второй и т.д.). Ладушки. Похоронили гады-интеллигенты литературу, поглумились,
откопали и... снова поглумились. Мрак и туман. Ни черта не видно, снег с дождем.
Возрадуйтесь, бражники и блудницы. Серебряный горн Виктора Леонидовича протрубил
«зорю»: на мглистом небосклоне российской духовности, простите за употребление
табуированной лексики, появился краешек Солнца. Дева-отроковица грядет в ризах
белых: ИРИНА ДЕНЕЖКИНА. Прошу любить и жаловать.
А при чем тут Топоров? Притом... – он, главный редактор издательства «Лимбус
Пресс», совокупно с директором оного господином Тублиным по-черному пиарят и
по-белому раскручивают юное целомудренное сверхдарование. Барышне посвящена,
к примеру, апологетическая статья Саши (так!) Денисовой «ТаТу русской литературы»
(Огонек, 2003, № 37, 13-19 октября). Господин Тублин с ходу заявляет, что «на
прошлой Франкфуртской ярмарке Денежкина была звездой номер один и затмила нобелевского
лауреата Кертеса» (С. 35). Вообще-то в нашей корпорации принято за базар отвечать,
ну, да, ладно: начальство, ДИРЕКТОР.
Барышня-прелестница и плутовка, учится на третьем курсе факультета журналистики
Большого питерского университета, издала книжку (читатель, догадайся, в каком
издательстве – правильно), оная переводится на иностранные языки для услаждения
тамошних лохов. Бывают натуральные говорящие фамилии: ДЕНЕЖКИНА. Милейшая девушка,
ростом 180 сантиметров. Все на месте. Все при ней. Мадмуазель соперничала с
Прохановым в сладострастном обретении премии «Национальный бестселлер», но пролетела.
Читатель, мы с тобой лохи лопоухие, но не возникает ли у тебя мистического прозрения-озарения-воспарения
по поводу того, КТО получит искомую премию в будущем году? В этом году премия
присуждена каким-то рижским литературным отморозкам.
Саша Денисова простодушно пишет, что нашу Офелию «отыскал среди ДЕСЯТКОВ ТЫСЯЧ
БРАТЬЕВ, которые любят литературу как никто, Виктор Топоров» (С. 35). Вот врут
журналисты: Виктор Леонидович прегрозен и преленив, посему он, ежели и полистал
с полчасика творения гениев на сайте «Проза. Ру», то с омерзением бросил это
богомерзкое занятие. Да и Интернет Витюша подключил совсем недавно... Впрочем,
я допускаю мысль, что Ирочка вышла из головы Виктора, аки Фаина Паллада из зевесовой...
Ну-с, любезный читатель, пора тебя ознакомить с фрагментом изысканной прозы
Зинаиды Гиппиус XXI века: «Гамлет был щуплый децл. Наркотой не увлекался, не
бухал, как конь, но иногда пиво с водкой в пополаме пил [примечание рецензента:
гуманитарный «Ёрш» – бодрящий напиток, веселящий дух скорбный, но огорчающий
телесную возбужденность]. А вообще чувак был прикольный, без ботвы, без всякого
отстоя. Только тормоз. Вроде ему Офелия нравилась и он ее письмами по инету
заваливал типа “Киска моя, я тебя хочу”. А в реале расшевелить его было сложно:
гнал всякую муть, что все гопы вокруг, мажоры и мудаки. А она втрескалась конкретно.
Хотела трахнуться с ним, а он – ни фига. Ну и, короче, у нее крышКа поехала,
она взяла и типа с собой покончила. Ваще у Гамлета до фига и дома проблем было.
Рудаки у него были притырочные, а мазер вышла замуж за чужого дядьку, и тот
все время бухал и дома себя вел типа как основной, а Гамлет никак забить на
это не мог и все думал: “Чтоб ты сдох, чмо!” Ну, короче, стал думать, чего бы
отмочить, чтобы дядькиной спокойной жизни конец наступил. И такую чисто дичь
придумал, что вообще капец» (С. 35).
Яду мне, яду... Больше и сказать нечего. Однако скажу. Проблематика шекспировской
драмы изложена исчерпывающе. Толстой с его занудным пересказом «Гамлета» в «антишекспировском»
трактате почивать изволит. Вот он, господа, новейшей русской сверхлитературы
«чистейшей прелести чистейший образец». Кушать подано, пипл все схавает. Братва,
а барышня-то голая, кинут ее взрослые дядьки, потешатся и на мороз выкинут.
Заплатив, правда, сполна и по-честному.
«Огонек» приводит милые ответы на вопросы наливающейся соком (роман пишет сейчас)
прозаИКЕССЫ: «Любимый певец: ДеЦл. Любимый фильм: «Пуля». Любимая еда: Orbit
White. Хобби: бухать. Мечта: сняться в клипе с ДеЦлом, стать женой его же; замочить
всех лысых, бритых и плешивых» (С. 35). Вот она в порфире венчальной Василевская-Серебрякова-Драбкина
нового века в одном флаконе. Виктор Леонидович пописывать изволил о том, что
Анна Ахматова была вдовой русской литературы. Вот Витюша и привел за ручку прихотливому,
глупому и небритому русскому читателю НЕВЕСТУ-НАДЕЖДУ. Читатель, ты только не
подумай наивно, что барышня – дура. Что-ты, родной. Эта умная, проворная и чрезвычайно
смекалистая девчонка-растаманка просто понты кидает. Все просчитано, все продумано
в корыстном расчете ошарашить старых литературных козлин (типа меня) и юных
восхвалителей (типа Виктора Леонидовича). Дедушки, позолотите ручку, и... благодушно
позолотят.
Сбежал я в минувшую среду с писательского собрания: гвалт какой-то бессмысленный
и беспощадный. Натурально, виделся с Виктором Леонидовичем, доложил, что вторую
статью о нем обдумываю. Шел я по Невскому домой и лишь в ЧЕТВЕРТОМ по счету
магазине купил книгу великую (продано, братва): Ирина Денежкина. Дай мне! (Song
for Lovers). Сборник рассказов и повестей. СПб. Издательство Лимбус Пресс. 2003.
224 С. Тираж 5000 экземпляров. Цена 103 рубля. Прочитал. Да, это вам не «Божественная
комедия» сурового ДантА, не сюсюканье про Биче. Посильнее, покруче и позабористее
будет. На задней крышке – ударный слоган «Юная Франсуаза Саган из Екатеринбурга.
Виктор Топоров».
Несколько цитаток. Некий Денис произносит, как Манфред, богоборческий монолог:
«Маменькиных сынков развелось до <...> [ломаные скобки везде принадлежат
рецензенту-пуристу]. Всяких сопляков понторылых, которые за папика прячутся.
А ты выйди один на один со мной, чмо, вот и поглядим, кто крутой.... Чмыри позорные...
Мажоры... Вые<….> всех, и все. Всех, на <…>, в армию» (С. 27). Образчик
романтической дискурсивной коммуникации троих: «Ты кому вчера дала? – спросил
Олег, зажигая сигарету. Сощурился, подул в сторону. – Тохе. – Я не помню, –
честно сознался Антон. – Ну и иди на <…>...» (С. 103). Вот прелестное
любовное стихотворение в прозе: «У него поехала крыша, и все внизу напряглось»
(С. 125). А вот элегантное воспоминание о будущем весталки Марты: «Марк положит
меня на кровать и принесет из кухни ножик с красной ручкой. Ножиком он выковыряет
мне глаз и кончит в эту дырку. Потом пойдет на кухню, выпьет кофе и вернется.
Выковыряет второй глаз. Опять кончит» (С. 195). Цепляет? Нет! Нет! Нет! Девушка-скромница,
однако, своим аккуратным носиком, как волчица молодая, чует конвертируемый литературный
мейнстрим. Нате, жрите!
Барышня-то, поверь, читатель, остро талантлива, слово чувствует, во рту перекатывает,
нити серебряные плетет, но вот дяденьки бородатые небескорыстно подвигают ее
писать всяческую чушь. Не Франсуаза Саган, выпустившая первую книгу в 19 лет,
а, увы, Феклуша Сазан. Ежели бы я писал статью персонально об Ирине Денежкиной,
то я бы назвал опус так: «Надежда БабкиНЫХ русской словесности». Читатель-то
бедный, как верблюд, право, что ему в лоб положат, то и жует.
А о чем пишет-то Феклуша? Да о любви юношеской винной и невинной. Наше с маститым
критиком поколение мучительно познавало Огненную Тайну Пола. Мы, как тетерева
глупые, считали себя провозвестниками-протагонистами Сексуальной Революции.
Почитал я мисс Денежкину и огорчился: у нас был просто-напросто местечковый
сексуальный бунт (ну, баловались, баловались, конечно, но не так, не без страха
и трепета). А эти дети, выросшие под рекламу кондомов-прокладок, балуются совсем
иначе. Какая Тайна Пола сейчас – отстой и капец. Теория «стакана воды» бессмертной
большевички мадам Коллонтай (соитие – драматическое ВСЕГДА – у нее – как стакан
кока-колы выпить) живет и побеждает. Однако страдают дети, как все дети, мужая
и болея, больше нас. Пошлейшая романтика была для нас сладким обманом-туманом-диваном.
Вика, я все помню, но в отличие от Тебя ничего не расскажу. И еще впал я в изумление
трансцендентное вот по какому поводу. Мы пили безмерно в студенческие годы,
но работали: писали конспекты, курсовые, которые потом были опубликованы в академических
изданиях, Виктор Леонидович, в частности, переводил Рильке, П.Целана и т.д.
А эти – новые – ни хрена не делают, «бухают», баклуши бьют и бессистемно случаются,
как «кролы» М.Б.Ходорковского. Исполать дети, правда, расплата за эти легкие
дионисийские игры бывает тяжелой, хароново-церберской («На выбор – кладбище,
дурдом»). Славно, что детки пиво-водку кушают (какие там пепси-джин-тоники-сидры),
а не убийственные советские портвейны. Читатель! Помнишь гениальный элегический
дистих: «Кто пьет портвейн розовый, тот ляжет в гроб березовый». Добавлю от
себя: «Кто пьет водку с пивом, помрет молодым и красивым». Ирочка может спросить:
А чего вы, дедульки некрашеные, как волки, седые, не померли пока до поры? Отвечаю.
Доченька, здоровье у нас было преизбыточное, питание отменное, вода и воздух
отравлены не были и т.д. В те годочки не то, что про СПИД, а и про аллергию
мещанскую никто не слыхивал. Так-то.
Герои Ирины Денежкиной почему-то опасаются сдавать «зарубу». Это так теперь
прозывается курс истории зарубежной литературы (при нас он назывался «зарубежкой»).
Объемный и сложный курс. Виктор Леонидович преподает на филологическом факультете
теорию художественного перевода. Вот и поднатаскал бы деток-журналистов по «зарубежке».
Ой, как не помешало бы мадмуазель Денежкиной почитать разномастных маркиза де
Сада-Флобера-Гюисманса-Пруста-Томаса Манна-Гессе-Джойса-Борхеса и т.д. А из
наших – извольте список: Лев Николаевич Достоевский-Чехов-Бунин-Белый-Сологуб-Михаил
Кузмин-Пастернак-Фурманов-Н.Островский, Вс.Вишневский, С.Бабаевский, ну, ясен
пень, Пикуль-Трифонов. Начинать, конечно, нужно с творений обожаемого Виктором
Леонидовичем Даниила Гранина...
Бывают честные читатели, надеюсь, что и Ирочка такая. Мальчик, студент ..............
факультета Большого императорского университета заказал мне «уроки»: натуральный
курс лекций по «зарубе». Это мы моГЕм.! Мальчик честный. Говорит мне: дедушка
Кот, все читают Пелевина и Коэльо, все восторгаются, а я ничего не понимаю.
Я в ответ: Сынок, это их проблемы, а не Ваши. Утешил, он и успокоился. А вот
в текстах госпожи Денежкиной все понятно, все прозрачно, все ясно, как в луже
мочи, отражающей звезды. В луже моча, но в ней пляшут, переливаясь, иные миры.
Новый мир, новая литература, новый гранд-стиль.
Книжка Денежкиной снабжена поразительным послесловием. Просто полный, братцы,
ататуй – панихида с танцами. Пара цитаток: «Материал, с которым работает автор,
как будто предполагает... такой ключ прочтения. Это внутренняя жизнь девушек
и юношей пубертатного, по преимуществу, возраста, озабоченных проблемой выбора
объекта, а также использованием наличествующего у них сексуального влечения»
(С. 211). Еще: «Все эти фразы вроде “Так что, девочки, нам-то спокойно пожить
удастся, а вот этому Валерочке – <…>. «Это за три п<….>, Нигер”
и прочие ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫ отнюдь не употреблением обсценной лексики. В них отчетливо
улавливается СУХОЙ и СТОЙКИЙ аромат НОВОЙ языковой игры, подобной той, что возникает
в современном американском авторском кино у Джармуша, Тарантино, Брэддока и
прочих. Слово в этой языковой игре не является ВИНЬЕТКОЙ, не может употребляться
как ЭПИТЕТ или даже как ПРЕДИКАТ. Это абсолютно КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ язык, состоящий
из СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ и ГЛАГОЛОВ, через игольное ушко “маленьких различий” (!!!!!!!!!!!!)
ПРОРУБАЮЩИЙСЯ в суть вещей» (С. 214; ломаные скобки, восклицательные знаки –
мои, выделено – мной). Яду мне, яду...
Послесловие подписано: ИМЯРЕК (имя дамы-патронессы не назову), кандидат философских
наук, доцент кафедры онтологии и теории познания СПбГУ. Аз, погрешил на Вику,
мол, он сочинил в общем-то элегантный пародийный отзыв на диссертацию «Обсценная
лексика в творческом наследии В.И.Ленина». Сердце, однако, дрогнуло, проверил
по росписи университетских чинов: есть такая партия, есть такая дама-онтолог,
читающая следующие курсы: История и аналитика чувственности, Онтология и теория
познания, Опыт чтения как герменевтическая проблема. От сердца и ума желаю доцентше
защитить докторскую диссертацию по герменевтической проблематике творчества
Ирины Денежкиной.
Вот он – четвертый акт постнеклассической трагедии художника. О, как же нужно
презирать Мать-Словесность, каким гнусным быдлом считать придурковатого читателя,
чтобы императивно-властно-принудительно ВТЮХИВАТЬ такое, а? Большевики (Троцкие-Авербахи-Ермиловы),
а уж тем паче Чубайсы-Гайдары-Явлинские-Березовские себе ничего подобного не
позволяли. Господа, девочку погубите ни за что, ни за грош, ни за чих. А.Н.Житинский
покровительствует студентке того же факультета журналистики Ксении Букше. Там
все честно-благородно-по-офицерски, ибо Букша – состоявшаяся ПИСАТЕЛЬНИЦА...
Эх, в иудейском праве есть такое жуткая догма: невиновен, но наказуем Небесами...
В трагедии должен быть эпилог. Вот он – мой рифмованный текст, посвященный тридцатидвухлетию
Виктора Леонидовича и составленный в Судаке (Коктебеле), где мы славно гужевались
в золотые годы золотого застоя (так теперь принято пописывать):
В. Т.
Сними мишурное обличье.
Побудь в раздумье недвижим.
Яви таимое величье
Не только близким, но чужим.
Ведь маска площадного мима
Навек не скроет хитреца.
Картон в чаду огня и дыма
Пронижет аура лица.
И все увидят, холодея,
Что, нарушая общий строй,
Под балахоном лицедея
Бредет трагический герой.
За ним на фуре в пестрых лентах
Везут нехитрый гардероб,
И серебро для монумента,
И эшафот, и тесный гроб,
Ведро чернил, полпуда грима,
Реприз дубовый поставец,
Тугие крылья серафима,
И поэтический венец...
Друзья склонятся горделиво.
Враги рассеются, как дым...
И ты уйдешь неторопливо
На небо вечно молодым.
9 августа 1978 года
Ставим точку. Еже писах – писах.
Василий Пригодич,
Член Литературного фонда
Уподобляясь орденоносцам, перечисленным в «заметке второй», подписываюсь неизвестным
читателю «титлом».
Примечание: Автор: Василий Пригодич