Сага о Сервиздесе

Вступленье
«Было бы вредно думать…»
В.И. Ленин, том 22.
Когда Сервитам, будучи ещё совсем ребенком, в сопровождении своей верной собаки Лекс, которая, впрочем, тоже на тот момент была не более, чем чуть подросшим щенком, впервые вышел за родной порог он даже и предположить не мог, сколько всего необычного ему предстояло увидеть. Так или иначе, назад поворачивать Сервитаму всё равно не захотелось бы, поскольку, как ни был ему мил родной дом, в котором он провел первые и, пожалуй, самые безмятежные года своей жизни жить, сейчас, после падения Римской Империи, когда его родные дяди Люций и Тиций оказались не более, чем элементалями институций, которые вызывались благодаря небольшой коричневой книге заклинаний, которую Сервитам клятвенно пообещал всегда носить с собой) мальчик чувствовал, что истинный его дом лежит где-то вдалеке. В то утро солнце на редкость медленно выползало из-за горизонта. Лекс носилась взад и вперед по ютившимся вдоль дороги небольшим пахотным полям, с криво посаженными на них хижинами, и порой распугивала гулявших около этих недвижимостей кур, постоянно рискуя при этом поймать себе на спину, а то и в голову пущенный одним из добросовестных владельцев булыжник, что, в конце концов, и случилось. Взвизгнув, Лекс в несколько прыжков убралась с чужой собственности и попыталась обиженно забиться куда-то между ног ритмично шагавшего Сервитама. Чуть не споткнувшись о бедную псину, юноша остановился и, присев, осмотрел бок, в который угодил булыжник, а потом, убедившись, что здоровью Лекс не был причинен значительный вред, игриво потрепал её за ухом

Вступленье

«Было бы вредно думать…»

В.И. Ленин, том 22.

Когда Сервитам, будучи ещё совсем ребенком, в сопровождении своей верной собаки Лекс, которая, впрочем, тоже на тот момент была не более, чем чуть подросшим щенком, впервые вышел за родной порог он даже и предположить не мог, сколько всего необычного ему предстояло увидеть. Так или иначе, назад поворачивать Сервитаму всё равно не захотелось бы, поскольку, как ни был ему мил родной дом, в котором он провел первые и, пожалуй, самые безмятежные года своей жизни жить, сейчас, после падения Римской Империи, когда его родные дяди Люций и Тиций оказались не более, чем элементалями институций, которые вызывались благодаря небольшой коричневой книге заклинаний, которую Сервитам клятвенно пообещал всегда носить с собой) мальчик чувствовал, что истинный его дом лежит где-то вдалеке. В то утро солнце на редкость медленно выползало из-за горизонта. Лекс носилась взад и вперед по ютившимся вдоль дороги небольшим пахотным полям, с криво посаженными на них хижинами, и порой распугивала гулявших около этих недвижимостей кур, постоянно рискуя при этом поймать себе на спину, а то и в голову пущенный одним из добросовестных владельцев булыжник, что, в конце концов, и случилось. Взвизгнув, Лекс в несколько прыжков убралась с чужой собственности и попыталась обиженно забиться куда-то между ног ритмично шагавшего Сервитама. Чуть не споткнувшись о бедную псину, юноша остановился и, присев, осмотрел бок, в который угодил булыжник, а потом, убедившись, что здоровью Лекс не был причинен значительный вред, игриво потрепал её за ухом.

– Держи свою собаку подальше от моего огорода, а то в следующий раз размозжу ей голову,– раздался грубый голос и Сервитам поспешил опять тронуться в путь

– Дура ты, Лекс, но ты все же моя Лекс,– вздохнул он про себя, а потом добавил,– тебе все же следует быть поосторожней на чужой территории.

Лекс завиляла хвостом, и в следующую минуту Сервитам уже вновь мог наблюдать, как её хвост опять мелькает где-то между ботвы чужих всходов, а нос лезет вовсе в такие огороды, в которые лезть ему ещё не скоро будет можно. Юноша только неодобрительно вздохнул. Лекс переделать и поправить было нельзя, как, впрочем, и растолковать ей что-либо.

Тем временем солнце уже начало разгораться вовсю. Взглянув на него, Сервитам понял, что до портового ближайшего города N-прим идти осталось немного, всего около пары дней, и уже там он мог бы начать поиски того неизвестного доселе места, которое юный Сервитам смог бы со всей строгостью правовой нормы называть домом. Он понимал, что для поисков этой идеальной категории мог понадобиться не один год, или даже тысячелетие, но, как говорил один знакомый Люция и Тиция, которому, кажется, не повезло в жизни и его глаза то ли от счета неких узких в торце бумажек, сложенных в стопки, то ли от того, что он жил в стране с руководящей линией мандаринов – Манчжурии, стали узкие как дверные щелки (тогда, когда дверь закрыта): «Самый длинный закон начинается с первого слова». Этому Сервитам твердо верил, как и тому, что только что начавшийся путь обязательно приведет его к далекой, но очень желанной притом цели…

Часть первая: В Поисках земельного права.

«Товагищи! Нахген – это там!»

В.И. Ленин (из ненаписанного)

Глава 1.

Когда мир для Сервитама вновь начал существовать, то есть когда он снова смог хоть как-то посмотреть сквозь те узкие щелочки, которые сейчас представляли его глаза, мир этот был неприветлив. Он качался из стороны в сторону, и казалось, вот-вот с грохотом рухнет вниз, в дикие пропасти Тартара, отозвавшись при этом в бедной голове Сервитама (которую и поднять-то было особо нельзя) безумным треском невыносимой мощи. Нет… мир не был приветлив к нему. Юноша свернулся калачиком там, где он лежал, хотя лежать ему там было вовсе неудобно, и захотел умереть, что исполнил бы немедленно, если бы неумолимая жажда и сухость во рту не заставили бы его думать. Думать было неимоверно тяжело, а попробовать снова открыть глаза ещё тяжелей. В конце концов, уверив себя в том, что через щелочки глаз довольно неплохо видно и ощутив себя достойным продолжателем нелегкой судьбы того знакомого, который считал деньги в стопке специально суженными для этого глазами, Сервитам набрался мужества и сел, горько пожалев об этом. Мир раздулся, затрещал и навис над пастью Тартара на самом дамокловом волоске. К горлу подступила тошнота, и юный желудок не выдержал.

Через несколько минут юноше чуть полегчало. Нельзя сказать, что так уж совсем стало хорошо, но, по крайней мере, слегка лучше. Он сел, прислонившись спиной к темной древесной стене и начал вспоминать. Другого ничего Сервитаму не оставалось, поскольку места, в котором он сейчас находился, он не узнавал. Кто его отравил, он не помнил, и не помнил вообще ничего кроме… кроме… чего-то, о чем он помнил не вполне.

Ещё через пару минут, когда при попытке встать его нутро ещё более прояснилось, изгнав из себя скверну, и на ум тихонечко начали приходить воспоминания о вчерашнем вечере, которые, однако же, совсем не вязались с нынешнем его положеньем. Он помнил, хотя и наряду с приятным удивленьем, что вчера он сразу же нашёл свой дом, где хотел бы остаться если не навсегда, то, по крайней мере, надолго. И при том нашёл его всего в трёх днях пути от родной хижины – в первом же трактире первого увиденного им портового города, называвшегося, кажется N-прим, в который он зашёл перекусить. Там он нашёл множество веселых и радушных друзей, которые щедро его угостили прозрачным напитком, рассказывая при этом что-то о сказочном и несбыточном морском праве, экономической зоне, которая манила своей трехмильной талией и ещё более огромными просторами, которые лежали за ней. Сервитаму даже снились пляшущие нейтральные воды, которые водили хороводы с зонами особой юрисдикции распивающих неподалеку прозрачный напиток государств. Ещё ему снилась его сводная сестрица Ипотека, которая скрупулезно подсчитывала сотые доли золотых монет, которые в свою очередь откровенно ржали над государственным контролем за рабским трудом, перед светлыми очами которого, по мнению его новых друзей должен был скоро предстать Сервитам. Все это решительно не укладывалось в больной головушке юноши. Вместе с тем, осознание того, что он находится неизвестно где, начало вносить в его душу известную (а может и неизвестную) долю участия тревоги. Тревога переросла в желудочное волнение…

Ещё через некоторое время сознание достигло ясности практически до той грани, что находясь на ней, юноша смог почти полностью открыть болевшие даже от сумрачного света глаза и увидеть, что в помещении он находился не один, а в кампании ещё пятерых молодых людей, четверо из которых спали, а один из спавших не проснулся, даже несмотря на то, что все свое недовольство желудок Сервитама излил на него… нечаянно конечно. Сервитам скромно отодвинулся в сторону, а затем огляделся. Лекс нигде не было видно. Снова захотелось умереть, чем юноша решил было заняться вплотную, когда его рванула вверх чья-то рука. Сервитам поднял взгляд, перед которым предстал субъект гражданского оборота, который ну просто до боли напоминал надсмотрщика за объектами вышеупомянутого оборота, коих использовали в качестве гребцов на галерах. Впервые проснувшийся где-то между глубиной души и селезенкой внутренний голос сообщил Сервитаму, что вроде как он, Сервитам, то есть, теперь по всему из субъекта стал объектом…

– Я… я… римский гражданин,– промямлил молодой человек, за что схлопотал, и без того по безбожно (а поскольку римских богов очень много, то даже трудно представить себе – до какой именно степени) болевшей и шумевшей голове.

«Да,– вздохнул внутренний голос,– так оно и есть».

Глава 2.

Свежий морской ветер, пахнув в лицо своей неопределенной правовой природой помог, конечно, Сервитаму, ощутить себя чуть более приближенным к действительности настоящего момента, но не особо что бы очень. Раздувшаяся словно шар для гарпастума голова ещё водила вокруг некой неясной пока оси хороводы, а желудок все ещё ну очень хотел сбросить все лишнее, но этого сделать ему Сервитам позволить себе не мог. Не мог, поскольку находился в крепких, загорелых и грязных, а так же не особо приятно пахнувших кораблем и потом руках надсмотрщика. Лучи яркого солнечного света, который пробивался сквозь несколько неплотно пригнанных досок с верхнего (самого верхнего) уровня галеры, словно сабли впивались в мозг, но упрямый внутренний голос, на которого Сервитам, к слову, держал обиду за то, что тот не предупредил его об опасности заводить дружбы в трактирах, упрямо твердил юноше, что нужно, во что бы то ни стало держать ухо востро. Какое именно ухо – правое или левое, он пока не уточнял. Поэтому Сервитам решил навострить среднее, благо так он не должен был вызвать подозрений, и осмотрелся вокруг. Первое, что ему попалось на глаза – это до боли родной объект гражданского оборота, который (а точнее, «которая») беззаботно бегала туда-сюда по галере между двух рядов гребцов. При этом уши Лекс (а это была именно она) развевались при каждом прыжке так, словно бы она хотела ими обнять то одного, то другого надсмотрщика, которые играли с ней. Однако в следующую секунду Сервитам, присмотревшись, заметил в руках играющих с его (то есть уже не с его) собакой людей длинные кожаные хлысты, которыми они гоняли уже давно вымотавшуюся псину туда-сюда и при этом ржали, как лошади. Когда стоящий ближе всех к Сервитаму негодяй снова размахнулся на Лекс, то та, увидев своего прежнего хозяина, сломя голову и уже не обращая внимания на опасность быть задетой хлыстом, бросилась к юноше. Надсмотрщик, с уже занесенным оружием удивленно обернулся на число пи, поделённое на два, и решил во что бы то ни стало попасть по спине собаки. В этот же момент Лекс добралась до Сервитама и попыталась прыгнуть ему на руки. Сервитам схватив, но, не удержав Лекс, упал под её тяжестью на пол палубы, а находящийся уже в полете хлыст угодил в надсмотрщика, только что державшего юношу, хлестнув его по груди с такой силой, что после этого, вероятно, мог бы остаться шрам. Подняв две пары глаз вверх, Сервитам и Лекс узрели зарисовку «смерть близко – вид снизу», а нужно сказать, что Сервитам был всегда смышленым юношей, и потому тут же бросился бежать. Куда он может убежать с находящегося в открытом море кораблся, он пока не придумал, но на всякий случай поднялся по узкой лестнице на самый верх, оставляя за собой шлейф из нецензурных проклятий, этажностью явно превышающий все известные Сервитаму триремы и биремы. Свет солнца на мгновенье ослепил его, но это было совсем маленькое мгновенье, за которое его никто догнать не успел, и Сервитам ломанулся было ещё дальше, но, успев пробежать расстояние ещё где-то в полгалеры, неожиданно понял, что его как-то никто не догоняет, да и кричат-то собственно не о нём… Резко затормозив, он оглянулся. Все находящиеся на борту воины спешно приводили себя в боевой порядок, а человек на самом верху мачты, на смотровом месте, что-то истошно орал, показывая вперед. Проследив взглядом направление и увидев там корабль, идущий под черными парусами, Сервитам вдруг с некоторым недоумением понял, что человек на мачте орет именно то, что юноша сейчас истошно думает: «Пираты!»

– Что же с нами теперь будет?– Озвучил свои мысли юноша.

– С кораблем нашим страховой случай настанет, вот что!!!– Ответил ему один из находящихся на палубе рабов.

Сервитам переглянулся с Лекс, и та побежала, было, назад, в трюм, но Сервитам её вовремя поймал.

– Дура ты, Лекс… это же наш шанс… наверное…– Уже тише прибавил он, когда понял, что корабли сближаются для боя.

Корабль пиратов, развернувшись одним боком, дал первый залп по галере, и Лекс вжалась в Сервитама так, словно хотела спрятаться ему под кожу. В этот момент юноша увидел, что человек, сидевший до того на мачте слез оттуда и тоже приготовился к драке, а сделавший ещё один залп корабль под пиратским флагом пошёл на абордаж. Тут же у Сервитама родилась в голове мысль, разбудив своим первым криком остальной головной мозг.

– А ну-ка, Лекс, утраивайся у меня на спине и держись, как можешь крепче…

Нужно сказать, что Лекс вообще очень боялась воды. И поэтому уже давно приучила Сервитама, равно как и всех остальных членов их бывшей семьи переносить её, как ценность, находящуюся в их общей совместной крестьянской (фермерской) собственности, через все водные преграды, включая обособленные водные объекты, на спине, а сейчас, когда ужас повысил её КУ до недосягаемых высот, Лекс сразу поняла, как и что она должна делать, потому быстро взгромоздилась на спину к хозяину и уцепилась зубами за его тогу. Сервитам (а как уже отмечалось в комментарии, он был очень сообразительным) тут же ринулся вперед и, призвав себе на помощь всю ловкость, которой обладал, вскарабкался на мачту. Устроившись там, он, отдышавшись, понял свое особое положенье «над схваткой». Находясь на том особом положении и высунувшись ненадолго, он оценил положение работорговцев. Херовое у них было положение. «Да. Так себе положеньице»,– согласился внутренний голос, и довольно крякнул. Внизу были слышны дикие крики, вопли, визги, лязги, вздохи и иное…

Где-то через час, когда Сервитам и Лекс уже довольно удобно строились, их первый страх прошёл, а Сервитам даже начал размышлять, что у него начинает складываться довольно интересная карьера воина… Но тут галера накренилась, и стало ясно, что она идет ко дну. Она тонула неумолимо и довольно быстро, пока пираты перетаскивали к себе на корабль всё то, чем ещё недавно владели работорговцы, а Сервитам понял, что он снова субъект гражданского оборота, но какой-то теперь… потребляемый или тленный, что ли… Почти попав в воду, он первым делом решил себе и своему внутреннему голосу доказать, что положенье вовсе небезнадежное, а потому спросил у тонувшего рядом с ним воина.

– Скажи, а до земли далеко?

– Можно добраться,– ответил воин, чьи раны уже, пожалуй, не могли позволить ему надеяться на какое-либо спасенье.

– А в какую сторону плыть?– заинтересованно спросил Сервитам, тайно радуясь на то, что спастись ему, все же удастся.

– Вниз – ухмыльнулся вояка и отправился в указанном направлении, оставляя на поверхности пузыри.

Вскоре большая часть общего собрания команды пиратского корабля собралась у борта и от души веселилась, наблюдая за тем, как тонет разграбленное ими только что судно, а заодно и один молодой идиот с собакой, которая, как дура, пытается вцепиться в него и таким образом не замочить лапы, чем ещё быстрее помогает ему тонуть.

– Я римский-буль гражданин! Civi-буль-буль-tati Romanae-буль-буль-буль!– кричал юноша, хлебая солёную морскую воду, но, тем не менее, тонул…

– Вот… цивилизованный наверно… небось, знает римское право, его-то береговую линию,– крякнул капитан пиратов Влад по прозвищу Кровавый Салат, глядя на это единственным глазом. Потом добавил,– а ему эта цивилизация помогла как бомжу норма предоставления!!!

– Я Римский гражданин!!!– снова крикнул, последний раз набрав в легкие воздуха, Сервитам и отправился ко дну.

– Рому мне!– приказал капитан Влад и ушёл в каюту праздновать увеличение имущественной массы. А нужно сказать, что Капитан Влад очень любил скрывать в своих словах два или три смысла одновременно, а когда подчиненные выучивали их возможные варианты, то частенько менял порой эти смыслы местами и употреблял в самых, на первый взгляд, неподходящих ситуациях так, что никогда нельзя было узнать, что именно капитан имел ввиду в данной. Поэтому, как только Капитан повернулся, чтобы уйти, двое из его юнг переглянулись и нырнули за борт, чтобы вытащить бедного римлянина, ибо им уже давно было известно, что когда однажды капитан Влад Кровавый Салат велел подать ему что-то подобное, «скотч» кажется, то имелся в виду странный мужик в клетчатой юбке, которого предполагалось вздернуть на рее, а вовсе не фляжку с виски, которая была при нём, правда, её перед этим тоже опустошили, и уж тем более не какая-та там клейкая лента, которую просто-напросто выбросили за борт.

Так Сервитаму благополучно удалось избежать смерти, по крайней мере, он так думал пока отплёвывался от соленой воды на палубе пиратского корабля. Когда же он отплевываться закончил, то его тут же потащили в каюту капитана.

– Ну, и где мой ром, Кондоминиум вас раздери на квадратные метры?!– взревел капитан Влад, когда Сервитама втолкнули к нему. В тот же момент, спавший до того на жёрдочке одноглазый попугай встрепенулся и вставил своё веское слово – единственное, которое он смог выучить из человеческой коммуникации: «Кадастры! Кадастры!»

– Roma…– попытался объяснить юнга, но в него тут же полетел кинжал капитана. К счастью, юнга уже ожидал этого и успел вовремя пригнуться.

– Ром, который пьют, застройщик ты обманутый, чтоб тебя через все инстанции!!!!– Проревел капитан Влад не своим голосом (хотя, может быть, он так и всегда разговаривал, Сервитам не знал, однако предположил, что ни одно живое существо на это не способно) и достал из ящика стола новую бутылку непонятного содержания, откуда быстро сделал несколько огромных глотков, после чего заметно успокоился, а затем рявкнул,– быстро!!!!

Сервитам простился с жизнью.

Капитан же удобно устроился в кресле и сделал несколько глотков.

– Ну,– крякнул он,– давай, долевщик, рассказывай…

– А… почему долевщик?– робко спросил юноша

– Потому, что рисковать будешь каждую секунду, а получишь, только если повезет.

– Что получу?..

– Материальное, что б тебя за ногу и в инспекцию по налогам и сборам, благо.

– А…– Понимающе протянул Сервитам,– а какое?

– Жизнь.

– Ага,– «а разве оно материальное»?– спросил Сервитама внутренний голос, и тут же получил однозначный и краткий ответ.

«Кадастры! Кадастры!»– жадно начал кривляться попугай, распушая при этом негустое свое, но очень цветастое оперение и внимательно разглядывая Сервитама своим единственным глазом.

Так, Сервитам начал свой рассказ. Когда он, собственно, дошёл до приключившейся с ним недавно беды, то капитан Влад расхохотался от души и предложил Сервитаму глотнуть из бутылки. Вообще-то ни пить, ни есть чего-либо юноше не хотелось, но обидеть капитана он все же боялся больше, и поэтому отхлебнул от души…

– Вот… вот именно такой жидкостью они меня и поили, прошептал он, поскольку дыхание перехватило.

– А ты здоров глотать-то… или пить не умеешь ещё, а, пайщик ты несмышленый?– почти заботливо поинтересовался капитан

– Да если б я не умел пить как бы я жил тогда? Я бы на третий день умер от жажды, и не дожил бы до своих лет…

– Ну, это дело теперь твое. Но если хочешь знать мое мнение, Кондоминиум тебя раздери, то я считаю, что каждый пират должен уметь пить и много!!

– А… а я теперь пиарт?.. То есть, приат???– Язык Сервитама начал заплетаться.– Тьфу, пират?!

– Ну, ты теперь человек вольный, когда сойдем на берег, можешь больше пиратом и не оставаться, но пока побудешь на моем корабле юнгой. Может тебе и понравится.

– То есть я точ-чно теперь ч-человек вольный?– ещё раз переспросил для верности юноша.

– Субъект субъектом, как солёный претор. Если кто теперь тебя и пристрелит, или выпустит твои кишки подышать свежим воздухом, то только по твоей собственной глупости через все тебя инстанции и в первую!!! Сегодня можешь отдыхать; скажи всем, что Кровавый Салат тебе разрешил!!

«Кадастры! Кадастры!»– громко подтвердила птица, и Сервитам, благодарно кивнув, отправился в трюм, где ему предоставили гамак одного погибшего в бою пирата, на котором пусть и опохмелившийся, но все же безмерно усталый юноша тут же уснул, чувствуя при этом молчаливую поддержку Лекс, молча дрыхнувшую рядом, и боявшуюся во сне утонуть, и потому постоянно перебиравшую лапами.

Глава 3.

К тому времени, как Сервитам находился на корабле уже несколько недель, то начал чувствовать, что свыкается. К тяжелой работе ему было не привыкать, да и потом, идея драить палубу и делать другую черную работу казалась для него куда более привлекательной, нежели идеи примерить деревянный сюртук или отведать кнут надсмотрщика. Отношение команды к нему было вполне неплохим. Вечерами он часто сидел в трюме, где располагались гамаки, вместе с пиратами и слушал истории, которые они травили, особенно если сидели они с ромом (эта кличка, кстати, закрепилась за Сервитамом), или играли в карты. Играть в карты юноша не мог, поскольку у него не было ничего ценного, и маленькая коричневая книжечка таковой в глазах джентльменов удачи не выглядела. Что же касается Лекс, то она стала почти, что любимицей команды. Любимицей она стала бы, если бы не попадалась под ноги в самый неподходящий момент, не цеплялась зубами и не грызла канаты, при этом умудряясь даже развязывать те из них, которые были завязаны морским узлом, и не лаяла бы на волны, порой пытаясь их укусить за самую незащищенную на её взгляд их часть – пенный гребешок.

Однажды, когда Лекс по обыкновению пыталась облаять море, а Сервитам уже заканчивал драить палубу, в их поле зрения появился капитан Влад, который, судя по выражению его единственного, но очень выразительного глаза пребывал в хорошем расположении духа. Малиновый шар солнца лениво закатывался за горизонт, позволяя волнам чернеющего в сумерках моря погасить дневной свет, оставив мир в непроглядной темноте приторной южной ночи. Капитан Влад состроил кривую улыбку и проводил солнце глазами, а затем обернулся к Сервитаму.

– Хороший вечер…

– Есть, капитан, хороший вечер!

– Ну и как тебе тут? Ничего?

– Есть, капитан, нечего!..

– Да-а-а…– Загадочно протянул Влад Кровавый Салат и начал набивать свою красивую толстопузую трубку ароматным табаком,– скоро мы придём в порт. Ты там… поосторожней… с кабаками… и с девками

– Есть будь поосторожней с кабаками и с девками, капитан! Только у меня с ними ничего не будет!

– Эх ты, тэсэжэшник ты неразумный! Знаешь, как услугодательницы моряков любят?

– Как?

– Сильно!

– Ну… это у меня не получится,– ответил Сервитам, изрядно засмущавшись от одной только мысли о близости с женщиной,– да и денег на услугодательниц нет…

– Не «это у меня не получится», а «есть, сильно»!

– Есть, капитан, сильно!

– А будешь так думать – будешь всю жизнь со своей собакой… дом искать… а денег я тебе заплачу. Субъект ты или не субъект, что б тебя в недра?

– Есть, капитан, субъект!

После воцарилась умиротворенная тишина. Клуб дыма, вылетевший откуда-то из недр густой бороды Капитана, показался в последнем отблеске уходящего дня Сервитаму то ли розовым, то сиреневым, то ли зелёным, как последние лучи Солнца…

– Слушай… а ты где свой дом искать будешь?

– Пока не знаю… а Вы знаете, где можно?

– Может и знаю…

– Где же?..– загорелся Сервитам.

– Знаешь, пайщик ты этакий… есть на свете… такое место…– Капитан Влад Кровавый Салат сделал значительную паузу,– Земля!

– Конечно, есть! Мы же на ней живем! Разве вы не на неё приплываете каждый раз?

– Так, долевщик, во-первых, не «приплываете» – то в договоре транспортной экспедиции плавает, что само ходить не может, а приходите, Кондоминиум тебя раздери! А, во-вторых, нет… то не Земля… то суша. А Земля… это совсем другое. Там правит Лесной законодатель, ему помогают эльфы, там живут дендрофаги,– Сервитам представил это и покраснел,– анадромные и катадромные рыбы, пантографы и лакуны… один словом – это очень, очень хорошее место. Там никому нельзя разрушать, говорят, плохих людей туда даже не пускают. Все добывают несметные богатства прямо из-под земли, ни один человек не причиняет зла ни одному животному, что уж говорить о другом человеке, если он даже дерево не тронет!

– А Кондоминиум тоже там живет?

– Он уже нигде не живет. Жил во времена содомовладельцев. Это – страшный дух. Свое тело он уже давно потерял, но это был ужасный институт… Он иногда бродит по этажам и лестничным клеткам жилых домов, забирается в шахты лифтов, на чердаки и подвалы… и везде ищет тело, в которое он мог бы вселиться.

– Тогда хорошо… а далеко земля находится?

– Никто не знает. Говорят, что это написано в земельном праве… или в жилищном…

– А вы его читали, капитан?

– Я бы тебе не сказал, но ты все равно пойдешь искать свой дом, а где же его искать, если не там. Когда мы придем в порт, то увидишь там монахов. И нужно будет попасть к ним. Там… там написано о жилищном праве. И о земельном праве тоже!

– И тогда я увижу лесного законодателя?

– Возможно. Но помни, что у нас, моряков, «увидеть водного» – значит пойти на дно. И если не хочешь на него посмотреть, то хватит шваброй подбородок подпирать, я тебе на это лесного билета не давал! А на счет услугодательниц… моя первая тоже услугодательницей была. Просто иногда, чтобы начать, нужно рассказать о чём-то возбуждающем, необычном. Потому, что когда женщина слышит что-то незнакомое, то всегда думает об одном!.. Хотя услугодательницы всегда об этом думают.

– Есть, капитан!– воскликнул Сервитам, и снова принялся за дело. Теперь ему начало казаться, что все, что ни случилось, повернуло его жизнь к какому-то лучшему исходу. Ему очень хотелось увидеть, наконец, Лесного законодателя, и разных его подручных, особенно эльфов. Быть может, он мог бы даже влюбиться в какую-нибудь златовласую эльфийку... или двух… И ещё он надеялся, что если он пойдет искать земельное право, то его не поймает злой Кондоминиум и не вселится в его тело.

Палуба, наконец, была отдраена, а день уже совсем померк. Внизу же было непривычно шумно – команда уже не могла дождаться, что сойдёт, наконец, на сушу, а Сервитам думал всё о Земле…

Глава 4.

Снова встав на твердую землю, Сервитам чувствовал себя довольно неуютно: тогу ему пришлось сменить не более подходящий и куда более тёплый наряд, который, однако, хотя и шёл Сервитаму, по его мнению, жал ему во всех возможных местах. В порту было ужасно много народа, хотя в том порту, откуда отходило транспортное средство, где он был объектом гражданского оборота, количества людей, да и всего прочего, Сервитам не упомнил. Людей было столько, сколько Сервитаму ещё никогда не приходилось видеть в одном месте, а может и за всю жизнь, взятую вообще.

Команда весело покидала корабль, и Сервитам уже было собрался уходить вместе со всей этой гогочущей оравой, но его довольно громко окликнул капитан Влад, и юноша, оглянувшись на него, немного задержался на корабле и потому отстал от всех остальных пиратов.

– Погоди немного, пайщик несмышленый,– ухмыльнулся в усы Кровавый Салат,– куда ты теперь идешь?

– К монахам, наверное…

– Ты пойдешь искать земельное право?– спросил капитан Влад и посмотрел на юношу так, как будто бы отправлялся искать его сам.

– Да… Наверное, его, больше я все равно не знаю куда идти…

– Хорошо-о,– протянул капитан, обозрел портовые дали и близи, а потом многозначительно добавил,– хорошо! Я обещал тебе заплатить за твою службу… Вот,– капитан протянул Сервитаму мешочек и несколькими золотыми монетами,– если найдешь землю… дай знать.

– Хорошо,– промямлил Сервитам, а потом, подумав, добавил,– а как?

– Не знаю, пайщик… мы бываем в этом порту, а может когда и встретимся с тобой в суде.

– Может, и встретимся!– весело ответил Сервитам и отправился по сходням вниз, держа на веревке непослушную Лекс и поигрывая мешочком с монетами. Лекс крутилась во все стороны одновременно, не зная, куда же ей хочется побежать. Вдруг, когда Сервитам в очередной раз подкинул мешочек, его схватил неизвестно откуда взявшийся юркий парень и бросился бежать, Сервитам вряд ли успел бы его поймать, если бы не Лекс, которая как раз в этот момент определила с кем именно хочет поиграть, и схватила незнакомца за первое подвернувшееся место. Лекс, будучи всё же женщиной, знала куда кусать. Ещё через мгновенье Сервитам уже сидел верхом на скрюченном противнике, и планомерно виндицировал свое имущество из чужого незаконного владения, однако, собравшая в ответ на крики воришки о том, что его грабят толпа, начала яростно кричать «держи вора», и через минуту Сервитам был с большим успехом задержан, и доставлен в темную комнату с решеткой. Судебное заседание было в тот же день.

В комнате было очень-очень много людей, сам воришка, на высоком постаменте за кафедрой сидел старый человек, у которого были, судя по всему большие проблемы с белыми волосами, которые завились от чего-то в колечки и так и слиплись. Сервитам примолк и стал молча наблюдать. Очень-очень много народа, которые находились в зале, оказались свидетелями, которые по очереди рассказывали то, что они видели. Странно было то, что видели они все довольно разное, и порой одно другое исключающее, а иногда и вообще не относящееся к делу, стоило ли упоминать то, что ни одного свидетеля в пользу Сервитама не было.

Внутренний голос юноши, тем не менее, велел Сервитаму поглядеть в сторону находящегося на кафедре человека, подсказав, что тот в данном балагане является главным. Подняв глаза, Сервитам даже не понял радоваться ему или печалиться, поскольку председательствующий в судебном заседании старичок, сильно смахивающий на старого побитого временем, молью и камнями глупых мальчишек бывалого воробья, спал, время от времени сладко почмокивая. Как бы там ни было, увиденное очень взволновало юношу. Он очень испугался, что судья не разберётся в деле должным образом. Тем временем какой-то человек уже закончил говорить что-то о том, что Сервитама стоит отправить на каторгу на десять лет с конфискацией имущества, а также в качестве меры пресечения отрубить ему правую руку и вырезать язык, что бы он более не сквернословил и не обижал губернатора славного города имперского назначения N-bis в непристойных выражениях на главной площади указанного города имперского назначения. По мере того, как человек говорил, Сервитам сам начал чувствовать, что не правильно поступил, когда назвал губернатора города N-bis волком, хотя решительно не помнил когда и как это сделал, а под конец речи уже готов был в первых рядах сам себе отрубить руку, а потом и ещё одну, что бы было не повадно впредь. Судья проснулся как раз к концу обличительной речи, почавкал, обводя суд заспанными глазами, а потом стукнул со всей своей старческой силы деревянным молотком по столу, оборвав при этом горемычную жизнь молодой, но очень талантливой, наверное, мухи. В зале воцарилась тишина, которая в самом Сервитаме отразилось благоговейным беззвучием, и юноше стало слышно, как на лбу у него выступил пот.

– Не виновен,– провозгласил судья, а потом прошамкал он, указывая приставам, трясущимся пальцем в сторону Сервитама,– ошвободите его, давайте. А ты, Хишшатий,– перевел он взгляд на воришку,– ешшо раш попадёшша мне ш подобным делом, будешь бит плетьми,– потом немного помолчал и добавил,– по пяткам,– подумал ещё и в завершенье крякнул,– до шмерти.

Обрадованный неожиданно пришедшему спасению, Сервитам радостно подошёл к кафедре, где сидел судья и взволнованно спросил:

– Но как же мне вернуть мои деньги?

– Э… это тебе надо в грашданское проижводштво… иди к монахам, шынок. Шкажи, шшто тебя ограбил Хишшатий Легалижат, и шшто тебе нужно напишать на него ишковое прошение в шуд.

– Хорошо! А как мне найти монахов?

– Это прошто: уйди в монаштырь.

– Но я не хочу принимать постриг!

– Э… ты не жатем туда и пойдёшь, а чтоб ишк тебе грамотные монахи шоштавили.

– Теперь все ясно! Но… где монастырь?

– Это шамое вышокое ждание в этом городе… Иди же теперь.

Вздохнув, Сервитам взял покрепче поводок, на котором шла Лекс, и вышел из зала судебного заседания, жалея только немного, что ему всё же не удалось вырвать свой поганый язык, который посмел прилюдно поклясться всем святым в том, что губернатор N-bis’а лыс, а потом ещё и назвал его зайцем.

Глава 5.

Уже через пару часов Сервитам стучал в тяжелые двери монастыря…

Пару часов спустя он все ещё занимался тем же самым. Потом, наконец, уже где-то ближе к закату его стук, наконец, услышали, и в маленьком смотровом окошке показалось не очень-то дружелюбное лицо монаха.

– Что тебя мучит, сын?

– Эмм… да, в общем-то, ничего… меня только обокрал Хищатий Легализат, и мне теперь надо бы составить гражданский иск, что бы начать против него дело, чтобы вернуть деньги.

– А много ли денег было, сын мой?

– Не знаю. Мне дал мешочек капитан Влад… по весу мешочек был очень даже нелёгким,– а потом добавил для пущей важности,– если туда прибавить проценты за пользованье чужими денежными средствами, то его непросто будет удержать на одном ногте мизинца!

– Проходи, сын…– произнес монах и открыл дверь. Сразу около двери в монастырь сидел ещё один монах с прикрепленными к поясу ключами.

– Скажите, а кто он?– осторожно спросил Сервитам, боясь спросить лишнего.

– Это один из наших братьев, он сидит на часах…

– Скажите, а почему же он мне не открыл?– снова спросил пригласившего его монаха юноша.

– Он дал обет глухоты, и теперь ничего не слышит.

– Но зачем же его тогда ставить на часы? Он же никого не сможет впустить…

– Это издержки, но зато без нужных бумаг он никого не выпустит.

Вскоре пройдя по нескольким низким коридорам, оба попали в низкую узкую келью.

– Как твоё имя, сын?

– Сервитам Римлянин…

– Грамоте обучен?

– Я латинскую гимназию закончил…

– Тогда садись,– указал Сервитаму монах на низкий стол с приставленным к нему ещё более низким стулом,– и пиши сам:

«От: Сервитама Римлянина

не проживающего ни по какому адресу

телефона, индекса, паспорта,

серийного номера (даты выпуска),

ИНН не имеющего,

в базах данных отпечатков пальцев

образцов подчерка, ДНК, сетчатки глаза,

форм ушной раковины

не состоящего

К: суду

Исковое моление

Нижайше молю Святейший высокий гражданский суд своею великой милостью и Именем Божьим покарать противную сторону. Ибо она, в лице Хищатия Легализата, супротив всякого закона гражданского изъяла из моего владения, властью на которое обличил меня Господь и Закон, мешочек с деньгами, точного содержания которого я никак не знаю, ибо получил его от капитана Влада Кровавого Салата (не имеющего так же никаких данных о себе, кроме имени), в качестве платы за работу, выполняемую мною на его корабле в течение неопределенного количества времени (до прибытия в данный порт города N-bis). Законность своего владения мешочком (прилагается словесное описание), а так же его содержимым могу подтвердить свидетельством монаха монастыря ордена «Кодекса и Аннала» брата Судьи…»

– Вы брат судьи?

– Вот брат всех судей в этом городе, сын мой,– ответил монах, достав из сумы на поясе и показав на монету у себя в руке,– а Судьи – это моё имя в стенах Ордена.

– А как же вы будете свидетелем, раз ничего не вдели?

– Не нужно видеть, что бы знать Истину, ибо её знает Господь…

«… а так же капитана Влада. Без дальнейших промедлений готов поклясться Именем Бога, что противная сторона очень противна всему святому в этом мире, а особенно мне…»

– Простите?

– Пиши, пиши

«…как ярому последователю закона, и прошу его святейшество высокого Судью пригласить в зал инквизиционного разбирательства в качестве свидетелей:

1. Господа и ангелов его;

2. Капитана Влада Кровавого Салата;

3. Брата Судьи.

В качестве противной стороны:

1. Бесов смертных грехов;

2. Хищатия Легализата.

В связи с вышеизложенным прошу: покарать противную мне сторону гневом Господним.

Да будет так во имя первой, второй и третьей части Гражданского Кодекса, а также Правил охоты на крупных копытных в лесах нечернозёмной зоны, во веки веков, аминь!

Сервитам Римлянин».

– Вот и всё, сын мой. До рассвета можешь ждать здесь, но сначала заплати мне за составление иска.

– Но брат Судьи, мне нечем вам платить, всё, что у меня есть – это моя одежда!

– Что ж… думаю, её мне хватит…

– А в чём я буду ходить?

– Если ты продашь мне свои сапоги, то я дам тебе монашескую рясу и сандалии.

Подумав, Сервитам согласился и, сев на низкую (хотя в этой келье все было низкое) кровать низко («хм… тавтология получается» – подумал его внутренний голос) опустил голову, но тут его догнала все это вертевшаяся где-то около головы Сервитама мысль, успев это сделать как раз за миг до того, как брат Судьи вышел.

– Скажите, а могу я почитать здесь о земельном или жилищном праве?

– А почему тебя это интересует, сын мой?

– Мне говорили, что это – прекрасная и удивительная страна, где все – и люди, и животные, живут в мире и любуются деревьями. Там дует свежий ласковый ветер, все люди там добры и не делают друг другу зла потому, что никого злого Лесной законодатель и его помощники эльфы в эту страну не за что не пустят…

– Довольно, сын мой. То, о чем ты рассказываешь – это момент полной победы доктрин цивилистики. Тогда все люди будут жить, наконец, по законам выгоды и зло из мира исчезнет, поскольку, когда каждая сделка взаимовыгодна, то нет никого, кто был бы несчастен. Лесной законодатель тут не при чем, и это время наступит через много лет, когда будут издаваться справедливые законы. В библиотеку тебя в такой поздний час тебя никто не пустит, да и чтенье книг там дорого и вряд ли тебе будет по карману, юноша. Кстати, если ты вздумаешь пробраться туда ночью, то, во-первых, библиотеку ты не сможешь найти, а во-вторых, у её дверей сидит брат-ключник без ключей. И поэтому стянуть у него связку, что бы отпереть дверь ты не сможешь. Да и потом, праздношатающимся по монастырю у нас принято предлагать ночлег под открытым небом…

– Всё ясно!– приветливо ответил Сервитам и улегся спать.

Глава 6.

Судебное разбирательство состоялось очень рано, незадолго после того, как петухи, которым ещё не успели отрубить головы на рыночной площади, прежде чем выставить на продажу, возвестили о начале утра. Брат Судьи зашёл за Сервитамом чуть раньше этого и, обменяв одежду и сапоги Сервитама на изрядно потертую рясу и сандалии, проводил его в сал судебного заседания. Это маленькое тесное помещение, где находился немощный на вид судья, уже известный Сервитаму Хищатий Легализат и…. ну, и, собственно всё. На вид каморка была низкой, тёмной, а на запах – гнилой (хотя пахла она так, как порой пахнут все подземелья, но Сервитам этого на свое счастье пока не знал). Юношу посадили в углу. Судья внимательным образом изучил иск, потом что-то написал на отдельной бумаге, а затем поставил печать. Брат Судьи взял эту бумагу и показал Хищатию Лигулизату, взял у него мешочек с деньгами Сервитама, открыл, пересчитал, а затем отдал Хищатию пару монет. После чего, высыпав остальное себе в карман, вернул пустой мешочек юноше.

– Поздравляю, вы выиграли процесс!

– Замечательно! Но где же мои деньги?– спросил Сервитам, пытаясь заткнуть внутренний голос, который так и рвался дать досрочный ответ.

– Они ушли на оплату церковного налога на выигранное в суде дело.

– ВСЕ?!– «Я знаю ответ! Знаю! Знаю!»,– поставил большой палец и заорал внутренний голос, радостно бегая вокруг страстного желания Сервитама сделать с братом Судьи что-то, что не вполне могло бы понравится поборникам нравственности.

– Нет. Часть из них ушла на оплату налога на твое пребывание в этом городе, часть в оплату за келью, часть на оплату крова для твоей собаки, часть на то, что дело было рассмотрено в суде.

– А что вы отдали вот этому?

– Это была оплата за услуги монастырю, который он оказывает, и закрома Божьи не пустеют, ибо неведующие приходят сюда в поисках правды и гражданских прав.

– И уголовный судья имеет в этом долю!!– не удержался внутренний голос

– Ты умен не по годам сын мой!– уверил его собеседник,– что ж, позволь проводить тебя к выходу…

Оказавшись на улице, Сервитам и Лекс шли сначала, куда глаза глядят, а потом решили спросить дорогу. Как ни странно, первый же встречный указал Сервитаму направленье, где тот сможет выйти из города и добраться до страны земельного права. Не имея более никаких перспектив, юноша отправился именно туда.

В середине второго дня пути Сервитам начала смотреть на Лекс как на возможный вариант ужина, на третий как на вариант ужина, и источника кожи для протеревшихся до дыр сандалий и меха для того, что бы ночами укрывать голову, на четвертый к этому списку прибивался ещё и источник теплого (пускай и по первости) питья. На пятый день Сервитама сбила идущая навстречу ему телега.

Придя в себя, он увидел над собой чистое небо, в голове крутились какие-то смутные воспоминания об его сводной сестре Ипотеке, о процентах… Потом Сервитам почувствовал, что на нём что-то стоит и, подняв голову, увидел что Лекс, удобно поставив на хозяина задние лапы, а передние сложив на край телеги, ловит широко разинутой пастью и развивающимся языком пролетающую мимо телеги мошкару. Сервитам не без труда приподнялся и поглядел туда, где сидел правящий телегой человек. То есть правящая. И не человек.

– Здравствуйте,– выразил свое отношение к миру юноша. На что адресат этого… хм… приветствия резко остановила лошадей и надела меховую шапку-ушанку, после чего повернулась к Сервитаму

– Как вы себя чувствуете?– заботливо спросила она

– Не трать свои силы, ведьма!– взревел бы, не раскалывайся его голова Сервитам,– я видел твой истинный облик!

Его собеседница сняла шапку, и её длинные уши заметно поникли.

– Я не ведьма, сударь. Я эльфийка,– виновато поправила она.

Сервитам лишился дара речи…

– А я… а я…

– Вы устали? Голодны?– с надеждой в голосе спросила его новая знакомая

– Да,– уронил челюсть юноша.

Пару часов спустя, когда Сервитам поел и напился вкусного безалкогольного напитка, который отдавал запахом меда, он начал чувствовать себя счастливым человеком. Телега ехала по тихой дороге, петлявшей окрест простой деревенской местности, небо было синее, облака белые, Лекс почти не шумела, и Сервитама быстро сморило. Снилось ему хорошее: Лесной законодатель и много, много денег.

Проснулся Сервитам (третий раз за сутки) уже под вечер, только для того, что бы выслушать предложенье эльфийки соорудить костер, поужинать и лечь спать. Это предложенье ему понравилось, и они оба преступили к его осуществлению.

Разглядывая веселое пламя костра, Сервитам решил, наконец, познакомиться с молодой эльфийкой:

– Меня зовут Сервитам Римлянин. Я родом из Рима… это далеко. А ты?

– Я Суброгацэль,– улыбнулась эльфийка.

– Красивое имя, только длинное очень. Можно я буду звать тебя Су… бро… можно я буду звать тебя Бро?

– Конечно!– весело согласилась Суброгацэль,– а куда ты направляешься, Сервитам Римлянин?

– Куда глаза глядят…,– «а глядят они на твою грудь»,– уточнил внутренний голос юноши,– можешь звать меня Сервитам,– добавил, с умным видом молодой человек.

– А… Знаете…

– И можно на «ты»!

– Тызнаете…

– Знаешь.

– Знаю?

– В общем, не важно. Так что ты хотела сказать?

– Я хотела сделать вам предложение. Дело в том, что страна, из которой я родом – страна Земельного Права граничит с одним карликовым государством, у которого есть таможня. Таможня – единственный их источник доходов, который стабильно приносит прибыль. Так вот – на то, что бы въехать человеку с животным нужно заплатить налог… Но это куда дешевле, чем пересекать границу животному без человека, поскольку это запрещено и приходится постоянно давать взятки…

– А… м… а почему нельзя это государство объехать?– спросил Сервитам, внимательно следя за тем, как Лекс пытается незаметно подкрасться к лошади, чтобы её укусить, но это у Лекс никак не выходит.

– С остальными государствами наши границы закрыты,– объяснила тем временем Бро.

– То есть ты хочешь, что бы я поехал с тобой в страну земельного права?– на всякий случай уточнил Сервитам, нисколько не удивляясь, что она оказалась в прямо противоположной стороне от того направления, которое ему указали в городе

– По крайней мере, пересёк бы таможенную границу… Ведь если таможенная декларация будет заполнена человеческой рукой, то многих проблем удастся избежать…

– Ну… я бы не назвал свой почерк человеческим,– улыбнулся Сервитам, и обнял одной рукой Бро.

Глава 7.

Следующие несколько дней Сервитам и Бро провели в пути. Лекс все время пыталась устроить охоту на запряженную в телеге лошадь, но благодаря реакции Бро всякий раз кидаясь в атаку, стукалась в дышло телеги, и, запрыгнув назад, снова укладывалась в ноги Сервитаму, внимательно следя за ненавистным животным. Спящие сельские ландшафты периодически навивали на юношу грусть и философские размышления. Одним из них, к примеру, являлась необходимость осмыслить тот факт, что с тех пор, как Сервитам покинул родную землю, прошло уже очень много времени. Он уже успел забыть ветхую хижину, и обоих своих дядюшек – Лиция и Тиция. На другое размышление Сервитама натолкнули местные жители, а точнее их рост: самые высокие из них едва ли могли, подпрыгнув, укусить Сервитама куда-то повыше пупка. Бро объяснила ему, что в карликовых государствах всегда живут карлики. Давным-давно они были нормальными людьми, но потом в целях более рационального расходования земель и пищевых ресурсов они уговорили природу уменьшить в размерах их самих. Третья мысль, которая так и лезла в его голову, инициативно расталкивая локтями все остальные, гласила, что Сервитаму очень нравилась Бро или, возможно, он от неё чего-то хотел, но чего именно понять никак не мог, потому как его внутренний голос активно вещал, что радостно обнимать эльфийку за плечи мало, что и Сервитам от неё хочет большего, но (в своей вечной подлости) чего именно не объяснял. Ещё немого поразмыслив, Сервитам вспомнил наставления капитана Влада и вскоре уже усиленно соображал, чем бы таким удивить Бро. Как только в голове Сервитама начал более-менее созревать план, их с Бро знакомство достигло цели – они приехали на таможню, и в руки юноши была торжественно вручена таможенная декларация, где в графе «животные» нужно было вписать «вид: собака, порода: метис, кличка: Лекс, пол: женский» и «вид: эльф, порода: светлый, кличка: Суброгацель, секс: пока не было», после чего Бро начала показывать телегу таможенникам. Один из них, изучив заполненную Сервитамом декларацию, ухмыльнулся и прокомментировал:

– Эльфийки вообще дело неблагодарное… привередливые… да и потом есть их после этого нельзя.

– Почему?– по инерции спросил Сервитам

– Закон запрещает,– грустно ответил таможенник,– раз уж полюбил – содержи, ну, или продавай, хотя их берут-то уже не особо.

Сервитам ничего не понял, хотя вскоре все формальности были закончены и они с Бро проехали на территорию страны Земельного права.

Тем же вечером Сервитам решился.

Они сидели у костра под раскидистым дубом, который раскинул, свои сухие и очень схожие с обглоданными костями ветви и решал, куда бы ему упасть, таким образом всё ещё держась в вертикальном положении. Сервитам уже привычным движеньем обнял Бро и честно признался:

– Я уже давно мечтал сюда приехать, и боялся, что не найду эту землю.

– Сюда многие хотят приехать, но большинство отпугивает климат. Уж больно холодно зимой… А так… Земельное право – это очень много денег, но мало места. Но здесь есть все понемногу, и полицеистика, и цивилистика, и экологическое… В общем, это хорошее место…– согласилась Бро.

Сервитам понял, что разговор заходит не в то русло, и перешёл в наступление, решив прямо и четко объяснить эльфийке о своих намереньях по рецепту капитана Влада.

– А много ли ты знаешь о налоговом органе?!

Суброгацель покраснела и не нашлась.

– А… а… о горизонтальных и диагональных правоотношениях? А… о налоговой базе? – продолжил наступление Сервитам, начиная нависать над Бро и пытаясь определить, достаточно ли его собеседница сбита с толку, чтобы понять, что он имеет в виду. Его внутренний голос ржал.

– Почти ничего не знаю. Я знаю только о… периодических платежах.

– Надеюсь, у тебя их сейчас нет?!

– Нет…

Сервитам не знал, как насчёт Бро, но себя он запутал окончательно и понял, чего именно ему хочется – поглядеть, что у эльфийки так заманчиво скрыто шерстяной жилеточкой, да и она, кажись, была не простив предоставить налоговую базу…

В это время Лекс решилась поохотиться на нераспряжённую ещё лошадь, разбежавшись, вцепилась в до сих пор непонятное ей животное со всех своих невеликих собачьих сил и радостно её укусила. Лошадь испугалась, встала на дыбы, а потом понесла.

– Дура, Лекс! – прошипел Сервитам, глядя, как мимо них проносится лошадь вместе с телегой и с Лекс, которая, боясь разжать зубы так и продолжала висеть на объекте своего нападения. Лошадь мчалась галопом…

Примечание: Автор - Нелле (hEarveenndil') при поддержке и в редакции POMEO.